Модный бренд строгого режима. Активисты раскритиковали использующую труд зеков создательницу линейки сумок Марию Сорокину
Муж дизайнера Марии Сорокиной отбывает срок в колонии строгого режима. А еще вместе с другими заключенными он шьет сумки и одежду для семейного бренда «40а». В соцсетях Марию обвиняют в использовании бесплатного труда заключенных и сотрудничестве с администрацией Самарской ИК-6. Чтобы разобраться, обоснована ли критика, «Вот Так» поговорил с бывшими заключенными и их родственниками.
Ошибки молодости
Муж основательницы бренда «40а» (читается как «сорока» — производное от фамилии супругов) находится в исправительной колонии строгого режима №6 Самарской области. Дмитрий Сорокин отбывает наказание в 9 лет по «наркотической» статье 228. Причину отсидки называет «ошибками молодости, которые он осознал». Эту информацию Мария Сорокина опубликовала в сторис инстаграм-аккаунта своего бренда.
Дмитрий «по своей воле» пошел работать на промзону в колонии. Там он освоил несколько специальностей, в том числе научился шить. И стал дарить жене вещи, сделанные своими руками: сумки, косметички, одежду. Год назад Дмитрий решил монетизировать свое творчество. Через полгода Мария накопила денег и заказала ткань для первой партии сумок. Появление бренда «40а» она связывает с желанием «пробовать расти и развиваться в тех условиях, что есть на данный момент».
«Он стал работать, чтобы не просто сидеть на нарах, а проводить время с пользой и к тому же выйти как можно раньше», — уточняет Сорокина.
Сколько Дмитрию осталось сидеть, Мария не сообщает. Но на вопрос подписчиков отвечает: «При хороших раскладах уже этим летом его могут перевести на исправительные работы. То есть живешь в городе в общежитии и ходишь на работу. А выходные проводишь дома».
Работа на зоне действительно дает шанс освободиться по УДО, подтверждает бывший заключенный Ярославской ИК-1 Денис (он попросил не указывать его фамилию).
У Ивана Асташина, правозащитника и бывшего политического заключенного, другой опыт:
«В разных зонах может быть разная практика. Нет прямой корреляции между тем, что делает человек и его шансами выйти по УДО. На зоне ИК-15 в Норильске, где я сидел, тысяча заключенных, а работает примерно половина. По УДО выходили единицы, и скорее как раз те, кто не работал: пенсионеры или люди с какими-то заболеваниями. Тех, которые работал, не отпускали, чтобы они продолжали трудиться. В лучшем случае им предлагали перевестись на колонию-поселение, чтобы там продолжить работать».
Шьем на зоне, продаем на «Озоне»
Бренд «40а» появился осенью 2023 года. 23 сентября в инстаграм-аккаунте «40а_family» вышел первый пост. В нем говорится о выпуске дебютного «творения» — рюкзака. Купить его предлагалось в онлайн-магазине Wildberries за 3570 рублей. Сейчас со скидкой его цена составляет 917 рублей.
Вскоре Мария поняла, что без рекламы продажи идут плохо. «К тому же я решила, что не хочу продавать так же дешево, как на Wildberries, хочу больше зарабатывать, больше платить сотрудникам». Для этого Сорокина стала сотрудничать с известными людьми. «Так можно пиариться бесплатно и набирать целевую аудиторию и потенциальных покупателей», — объясняет она свое решение.
5 декабря у «40а» вышел первый дроп – сумка, созданная вместе с рэп-исполнителем Пашей Техником. Следующая коллаборация стартовала 21 февраля в соавторстве с ювелиром и блогеркой Kate Snap. Все 80 «кофт» раскупили меньше, чем за сутки.
Рилс с рекламным слоганом «Шьем на зоне. Продаем на “Озоне”» набрал более 600 тысяч просмотров и восторженных отзывов, но также вызвал волну хейта среди правозащитников и родственников политзаключенных.
В директе Марию обвинили в «пропаганде рабства в XXI веке», назвали производство «каторгой» и «эксплуатацией подневольного труда за копейки», а также засомневались, что ее муж действительно заключенный — и просили выложить постановление суда. Несколько дней Сорокина отвечала на критику, а Kate Snap из-за давления удалила видеоролик.
Через несколько дней владелица «40а» запустила флешмоб. В течение семи дней она будет отправлять в ИК-6 столько рублей, сколько новых пользователей на нее подпишется. За первый день подписалось всего 20 человек. Мария умножила цифру на десять и отправила, по ее словам, 200 рублей на счет заключенных — кого именно, не уточняется.
Сорокина прокомментировала «Вот Так» критику в свой адрес: «Мне предъявляют за всех заключенных, находящихся в российских колониях, или за все производство этой колонии? Я говорю — при чем здесь я? Шьет мой муж и пять его друзей, грубо говоря. На что мне отвечают: “Нет, вы занимаетесь рабским трудом. Я опять отвечаю: каким рабским трудом, если мы им платим?»
От дальнейших комментариев «Вот Так» Сорокина отказалась.
Зек в погонах
Прежде всего Сорокину обвиняют в том, что работа на бренд обеспечивает ее мужу особые условия. По ее словам, Дмитрий трудится «заместителем начальника “швейки”».
Иван Асташин поясняет, что заключенный не может быть заместителем начальника производства. «Скорее всего, имеется в виду, что он бригадир, то есть зэк в погонах (заключенный, который сотрудничает с администрацией. — Ред.). Конечно, он имеет привилегированные условия. Вполне вероятно, что сам он не занимается ручным трудом, выполняет задачи администрации: контролирует других заключенных, следит, чтобы выполняли план, чтобы все шили качественно».
«Это козел с золотыми рогами, их еще называют “шерсть”. В общем, не порядочный арестант, — объясняет Денис. — Но не обязательно, что он сдает кого-то ментам. Он им интересен, потому что на нем можно заработать. И ему будут [делать] поблажки. Он как “козлик” может много чего себе позволить».
О поблажках для мужа говорит и сама Мария. Она снимает видео из комнаты свиданий, хотя смартфоны и другие гаджеты посетители учреждений, входящих в систему ФСИН, сдают на входе. Также у Дмитрия есть право носить кольцо, несмотря на то, что любые украшения в местах лишения свободы запрещены.
Также Сорокина уверяет, что на промзонах заключенные работают по желанию: «Кто хочет быстрее домой — идет работать».
«Заключенный обязан трудиться и не может выбирать, на каком именно производстве ему работать, — парирует Иван Асташин. — Если заключенный отказывается работать или его не устраивает конкретный вид деятельности, это считается злостным нарушением. Его отправляют в ПКТ, помещение камерного типа или в ШИЗО, а потом в строгие условия содержания. Поэтому, конечно, весь труд в колониях принудительный».
Сидельцы Самарской ИК-6 за работу получают от «от нуля рублей». Однако, как говорит, Мария, ее мужу «максимально платили 10 тыс. в месяц». Уровень оплаты своим сотрудникам на зоне Мария Сорокина называет «обычной рыночной ценой, как в ателье», а «отдельные люди, которые занимаются более сложными операциями, логистикой или изготовлением лекал, получают больше».
С одним нюансом: чаще всего — это не деньги, а сигареты и еда. Есть и другие формы оплаты: деньги на счет родственников либо на карту самих заключенных — их они могут потратить только в магазине на территории колонии.
Все эти схемы подтверждает Денис: «На зарплату покупают сладкое, чай, сигареты. Также [сотрудники администрации] могут и еду из “Макдональдса” принести. В этом ничего позорного нет».
Схему оплаты объясняет правозащитник Асташин:
«Есть минимальный размер оплаты труда (с 1 января 2024 года он составляет 19 242 рубля. — Ред.). Но на производстве часто пишут, что заключенный не выполнил план, и поэтому ему можно не платить МРОТ». Кроме того, до 75% зарплаты могут вычесть на погашение исков, на еду, коммунально-бытовые услуги, одежду и обувь, которые колония выдает. Таким образом осужденным может получать всего 25% от оклада. А бывают зарплаты в 100 рублей, не условно, а самых настоящих 100 рублей».
Эти цифры подтверждает Денис на опыте «швейки» в Ярославской колонии.
Также Мария ответила критикам на некоторые вопросы о труде заключенных, в частности ее мужа: «Работа действительно тяжелая: шесть дней в неделю по 8−10 часов. Но что еще делать? Ради меня и нашей семьи он трудится и старается, а не сотрясает воздух о том, что мир несправедлив».
Жена политзаключенного (она попросила не указывать имен в целях безопасности ее мужа), с которой поговорил «Вот Так», считает, что заключенных используют как рабов: «Со слов мужа, работа заключенных — это адский труд. Их уводят на работу рано утром и приводят только к ужину. У них нет выходных и отпусков, хотя по трудовому кодексу должны быть».
Принудительный труд за копейки
Сорокина платит не только заключенным, задействованным в пошиве вещей для «40а», но и колонии, с которой у нее заключен договор. В качестве доказательства она опубликовала скриншот транзакции на 5 тыс. рублей. С этих денег администрация платит «мизерный процент заключенным». Точную сумму отчислений Сорокина, по ее словам, не знает, но говорит, что это около 10−20% от заказа.
«У меня есть переводы во ФСИН на магазин зеков. Есть переводы на счета родственников зеков. Я не говорю, что занимаюсь благотворительностью или собираю с вас деньги безвозмездно, что бы тут отчитываться. Мы как обычная компания, занимаемся производством. Вы покупаете товар, я плачу своим сотрудникам».
Колония выполняет заказы как коммерческих предприятий, так и государственных. На швейных производствах изготавливают спецодежду, форму для полиции и военных. «Наверное, можно и без взяток воспользоваться этим производством. А может быть, и есть тут какая-то коррупционная составляющая, — говорит Асташин. — Но это очень привлекательно для заказчиков, потому что труд заключенных почти ничего не стоит».
«Нет никакой разницы, куда в конечном счете идет продукция, которую делает заключенный. Условия труда и зарплата те же самые. В любом случае это принудительный труд за копейки, по сути рабский труд», — добавляет правозащитник.
Анонимная жена политзаключенного считает идею Сорокиной «классной». Но при условии соблюдения трудовых прав заключенных, и не только тех, кто работает на бренд.
С другой стороны, добавляет девушка, такой бизнес ненормальный — как с этической, так и правовой стороны: «Это все должно делаться законно, а не по договоренности с начальством колонии, которое на этом нормально зарабатывает».
После того, как Дмитрий Сорокин выйдет на свободу, бренд планирует развиваться и открыть свое производство, где будут работать заключенные, которые находятся на принудительных работах, «помогать им социализироваться, получать новую профессию, адаптироваться к социуму и в целом помогать встать на ноги».
